За все время существования советского союза термин колониальный и его разновидности существовали в научном дискурсе исключительно в применении к западной практике, к практикам западных промышленных и модерновых государств покорять территории и управлять своими колониями. Для обозначения схожих процессов внутри «страны советов» действовало негласное табу на использование данного термина, кроме того, в немилость попал не только термин, но и реальность, которая этим термином характеризовалась. В ссср колониализма и колоний никогда не было, а следовательно вся политика и управление государством характеризовались, в рамках идеологического дискурса как: интернациональная помощь, подтягивание отсталых регионов, экономическое районирование, разделение труда по отраслям и специализация согласно ресурсной базы регионов. Т.е. эксплуатации, а тем более «хищнической политики колониализма» в стране советов в природе не существовали. Однако анализ корпуса литературы 30-х гг. 20 века, а также кинофильмов этой же эпохи говорит об обратном, о том, что прикрываясь идеологическим нарративом власти проводили жесткую политику колониализма по отношению к восточным и азийским захваченным территориям.

Три и более теоретических оговорок экспансии Метрополии в сторону восточных Провинций

Тридцатые годы в советской империи – это не просто «свертывание» международной активности, связанной с мечтами о массово-классовом пожаре и борьбе по всему миру. В этот период происходит резкий разворот, реверс взгляда на внутренние проблемы и на мир пленников красной страны. Вдруг, советская империя, обнаруживает/актуализирует для себя «священную» речевку графа Уварова «п-с-н», и понимает, что вот уже два десятка лет степь, Азия, бывшие колонии ¹, Периферия не испытывают «лингвинистического» и прочего давления, кнута, направляющего мысль и поведение жителей колоний в нужное русло.

Оговорка вторая, степь для «обордынинского» московита – это матерь не городов, а идеология, требник и Домострой. Там не только корни империи, но ее сердце ². Обладать ими – предначертано самой судьбой истории, если верить Аксаковым, Хомякову, Леонтьеву, Савицкому, Достоевскому и даже, Мыколе Гоголю ³. Страшные философско-идеологические и интеллектуальные силы на протяжении двух веков создавали необходимую политическую рефлексию у населения империи. Отсюда постоянный дрейф в сторону Азии и Востока. Лишиться ее, все равно, что лишиться мифа о Киеве, как о «матушке городов русских».

Еще один аспект (оговорка номер три) обращения взора в сторону восточного берега, заключается в том, что это вынужденный оптический трюк-кураж. Мы помним, что революция в Российской империи рассматривалась большевиками, как прелюдия к всемирно-перманентной революции, особенно о ней мечтал Л. Троцкий ⁴, закончивший жизнь после встречи с ледорубом в далекой Мексике. Так вот, в условиях, когда революция перманентно не возникала на западе, пришлось вместе с индустриализацией и коллективизацией разворачивать классовую революцию на восточных территориях, повторно покоряя баев и ханов и прочих баскаков, которым долгие столетия приходилось платить дань и подносить прочие ценные подарки. Оказалось, что Европа (либеральная, демократическая и, даже, социалистическая) не столь сговорчива, а Азия, отрезанная от Европы аморфным, но не гомогенным телом-государством можно легко вернуть к покорности.

Последняя оговорка: наступление города на восточные традиционные поселения. Этот процесс можно назвать «обратной колонизацией», или, городским наступлением плебса на традиционный уклад своих бывших хозяев. «Обратная колонизация» - термин условный, но скрывающееся явление под ним довольно длительный исторический процесс, начавшийся сразу после ослабления Золотой Орды.

postery_turksib.jpg

В кинематографе этой эпохи (конец 20 – начало 30-х 20 века) тема покорения восточных территорий не единична. Это целый тренд, входивший в нарождавшуюся мифологию пятилеток, индустриализации, стахановцев и пр. Можно перечислить некоторые фильмы: «Крыша мира: Экспедиция на Памир», руководитель съемок В. Ерофеев, оператор В. Беляев (1927) ⁵, «Ворота Кавказа» (1929), «По Средней Азии», режиссер Н. Лебедев, оператор И. Беляков (1925) ⁶, «Турксиб», режиссер В. Турин, сценарий Ефим Арон, Виктор Шкловский, (1929) ⁷. Примечательно, что все фильмы, в которых главным действующим лицом является – восточный автохтон, восточные традиции, восточные территории – сняты силами «белых людей», а техническая база студий находилась исключительно на европейской части красной страны. «Миграция» профессионалов, оборудования начнется во второй половине 30-х, ближе к началу Второй Мировой, когда студии «под корень» были перевезены в восточно-азиатские просторы империи, подальше от утраченных европейских территорий, в результате наступления немцев. Так возникают студии: Таджиккино (с 1938 по 1961 - Сталинабадская студия художественных фильмов), Ашхабадская киностудия в 1938 году (Туркменфильм) и Алма-атинская (Казахфильм), Ташкентская (Узбекфильм) – обе в 1941 году; в 1942 году Фрунзенская студия кинохроники (Киргизфильм). Как отмечает Нея Зоркая в своем тексте о фильме «Одна» (1931): «На окраины (Империи - как принято сегодня говорить) устремляются не только великие документалисты, как Владимир Ерофеев или актер с голливудским стажем Виктор Турин, обессмертивший себя документальной лентой «Турксиб», но постановщики игровых сюжетных фильмов, они тоже рвутся в неведомые экзотические края. Москвич, «межрабпомовец», «камерник» по душевной склонности молодой Юлий Райзман снимает в модной тогда по тем же причинам пустыне Кара-Кум фильм «Земля жаждет» о подвиге комсомольцев, добывших пескам воду, а затем отправляется в затерянную в горах Адыгею, чтобы запечатлеть там некоего тамошнего старца в «Рассказе об Умаре Хапцохо» ⁸. В литературе, в нарождающемся каноне социалистического реализма восточный ракурс/наступление поддерживается также целым корпусом текстов: роман «Волга впадает в Каспийское море» (1930) Бориса Пильняка, роман «Время, вперед!» (1932) Валентина Катаева, романы «На Востоке» (1938), «Труженики мира» (начало работы над сценарием 1932, публикация романа - 1952), повесть «Пустыня» (1931) Петра Павленко, повесть Константина Паустовского «Кара-Бугаз» (1934), «Это было в Коканде» роман Николая Никитина (1939) ⁹, и, конечно, многие работы Андрея Платонова: «Чевенгур» (1929), «Ювенильное море» (1934), рассказ «Песчаная учительница» (1927) ¹⁰ и др.

Так, вместе с пафосом первых пятилеток, энтузиазма и бесплатного труда, появляется на щите истории архетип «учительница русского языка» ¹¹, средствами кино, поскольку оно «важнейшее из…» и «массовей» прочих «опиумов», насаждаемых в народных умах. Этому архетипу присуще мягкое давление, дамское очарование, флер соблазнения, так соблазняли французских батраков распутно-роскошные барочно-порочные дамы Парижей и Версалей. Речь конечно, не о телесно-физиологическом соблазнении, а о совращение ума. Это оговорка пятая, точнее инструмент, кинопроводник планов по переустройству и покорению Провинции.

«Результатом советской “колонизации” стало и появление здесь современной промышленности, авиастроения, крупных гидроэлектростанций, космодрома Байконур — символа советского освоения космоса.» ¹². Уверенно заявляют Светлана Лолаева и Андрей Рябов, утверждая, что «трансформации Средней Азии из колонии во что-то очень близкое, казалось бы, должно было способствовать еще одно очень важное обстоятельство. За годы советской власти в регион прибыли миллионы русскоязычных граждан со всего СССР. И то были уже не посланцы “белого царя” — чиновники, военные, купцы и фермеры, как во времена Российской империи, стоявшие над местным населением и во многом так и оставшиеся чужаками в иной культурной и религиозной среде.» ¹³. Однако, это были все те же «белые посланцы», правда, расправившиеся недавно с «белым царем» и реализовывать они приехала, свои амбициозные планы, поэтому и остались даже к концу советов «чужаками в иной культурной и религиозной среде». Дело в том, что трансформации не произошло, если Азия при «белом царе» была колонией патриархальной, связанной со средневековыми походами и завоеваниями территорий, то к 20 веку, колониализм примерил белые одежды индустриализации и идеологизации, как самых удобных и быстрых форм эксплуатации территорий и населения. Антиколониальный дискурс на страницах газеты «Правда» в жизни оказался молотовской смесью (коктейлем) национализма, колониализма, шовинизма ¹⁴. Исторически оказалось, что купцы и фермеры были лучшими посланцами, нежели учителя словесности.

Хилиазм и Метрополисты

Как отмечает немецкий исследователь творчества А. Платонова Ханс Гюнтер, русскому писателю были присущи черты хилиазма, милленарно-эсхатологические ожидания, актуализировавшиеся при переходе к новому времени, времени модерна. «Оно сильно повлияло на средневековых сектантов всех мастей вплоть до Реформации ХVI века. Религиозный хилиазм можно считать результатом секуляризации апокалиптических идей, поскольку в нем уже присутствует мощный социальный импульс.» ¹⁵. Осознавая, видимо, что «тысячелетнее царство» при советской власти никогда не придет, однако оставаясь под влиянием прошлых идейно-философских концепций, а также «мощного социального импульса», Платонов параллельное с «Котлованом», где уже присутствует горечь разочарования, пишет сценарий (или как это тогда называлось - либретто) фильма «Айна».

Примечателен диалог двух персонажей из рассказа 1927 года «Песчаная учительница» (на основе которого и будет снят фильм «Айна» в 1930 году) вождя кочующего племени и учительницы Нарышкиной, со странной для простой учительницы фамилией ¹⁶. Она пришла жаловаться вождю на поведение кочевников, которые выпили всю воду, и обглодали листья и траву в округе. «Вождь выслушал ее молча и вежливо, потом сказал: – Травы мало, людей и скота много: нечего делать, барышня. Если в Хошутове будет больше людей, чем кочевников, они нас прогонят в степь на смерть, и это будет так же справедливо, как сейчас. Мы не злы, и вы не злы, но мало травы. Кто-нибудь умирает и ругается. – Все равно вы негодяй! – сказала Нарышкина. – Мы работали три года, а вы стравили посадки в трое суток... Я буду жаловаться на вас Советской власти, и вас будут судить... – Степь наша, барышня. Зачем пришли русские? Кто голоден и ест траву родины, тот не преступник.» ¹⁷. Однако в центре ее выслушали, но не наказали кочевников, а отправили на другое место саму учительницу. Напомню, что рассказ Платонов написал еще в 26 году, до коллективизации и террора было еще далеко, расцветал нэп.

Любовь учительницы и вождя Мемеда – это невозможность соединения географического, ментального, мировоззренческой чистокровной Азии и политических наследников московского царства. Как отмечает Анна Ковалова: «Перевод «Песчаной учительницы» на киноязык сопровождается не упрощением, а усложнением, укрупнением конфликта: между Марией Никифоровной и вождем Мемедом возникает любовь. И оба жертвуют собой и друг другом ради долга перед своим племенем.» ¹⁸.

Сценарий пришелся не по душе функционерам партии, курировавшим кино. В версии Платонова русская учительница и местный вождь революционер не могли быть равными, в таком щепетильном вопросе, как перманентная революция. Только после перевоспитания автохтоны могли записываться в ряды передового класса. К тому же Мемед (местный вождь) не подходил в классовом плане, он, если так можно выразиться, принадлежал не к городскому плебсу, т.е. пролетариату, а был представителем враждебного класса селян-кочевников. Сценарий был переделан и в финальном драфте Мемед из революционного вождя номадов, превращается в кулака-бая ¹⁹.

В 1930 году снимается фильм «Айна» о «трудностях перевода», или о том, как через язык и культуру, т.е. пряником ²⁰, Метрополия пыталась поглотить азийские степи и восточные равнины, главным лицом (архетипом) ²¹ выступает тут учительница русского языка ²². В рассказе присутствует вечная тема писателя: мучительная тяга/жажда степи, желание уйти от надзора новой (любой) власти, обустройство новых территорий, как подготовка к обустройству целого мира. Причем это будет присутствовать и в творчестве тандема Петра Луцика и Алексея Саморядов, у тех степная вольница, удаленная от репрессивного города, всегда будет трактоваться, как место «на печи», место накопления сил, и места, где все самое чистое, полезное, вкусное и справедливое ²³.

От фильма сохранились, как указывает Анна Ковалова вторая и третья части ²⁴ (сколько было всего в готовом фильме неизвестно), но в 1959 году на киностудии «Туркменфильм» был снят римейк картины 30-го года, с сохранением оригинального названия «Айна» с песнями и танцами. «Айна» 59 года превращается в мюзикл иначе и быть не могло. Видимо удаленность событий освобождает от страха человека, компенсируя прошлые унижения. Победа коммунизма уже состоялась, отсюда «выгорание», нивелирование и профанация идеологического дискурса, который все больше превращался в жалкую комедию, с большим производственным потенциалом. Автор сценария – Лев Черенцов, режиссеров - два. Один представитель Периферии, второй, как и полагается, представитель Метрополии: Алты Карлиев и Владимир Иванов. Римейк снят через тридцать лет после первой «Айны», однако в топосе территорий ничего не поменялось. И в 60-е годы нужно было «покорять» и держать в узде Азию, которая походила или на мираж, или на барханы, песок которых невозможно оформить ни в какую-то физическую реальность, основанную на идеи преобразования и тысячелетнего царства справедливости и свободы.

curok_rus_yazyka.jpg

Русская учительница-метрополистка учит туркменку русскому языку, и правда, как иначе туркмены придут к победе коммунизма, тысячелетнему царству равноправия и законного наслаждения (фрейдистские коннотации пролезают). Русская раскидывает перед туркменкой силки соблазна: «римские» имперские гедонистические радости для тела, желудка, а потом и для сознания. «Поедешь в город, выучишь язык, поступишь на рабфак». Тут город, как соблазн, как оппозиция кишлаку, цивилизационная оппозиция и оппозиция правды, потом у Луцика и Саморядова произойдет инверсия (чей генезис, как можно было заметить тянется к Платонову) и далекий хутор, провинция станет единственной надеждой побороть и перебороть погрязший в грехах имперский город (в «Окраине» 1998 года Луцик, руками хуторских мужичков просто сожжет Москву). Сразу приходят на ум два произведения А. Платонова «Ювенильное море» ²⁵ и «Джан» ²⁶, в первом, кстати, действует доярка Айна и ее брат Мемед, которая погибнет от кнута старшего гуртоправа Афанасия Божева, а сюжет в повести разворачивается на окраине империи. Т.е. «Ювенильное море» Платонов мечтал выкопать на территории Периферии, видимо там почва, точнее песок плодороднее. Так вот, и в «Джан» и в «Ювенильном море» главные персонажи Назар Чагатаев и Надежда Бесталоева оправляются в город, в Центр, где обучаются «римским» манерам, возвращаются в Провинцию, как «троянские лошадки», отравленные чуждыми ценностями, замаскированными, как это любил Платонов, под милленарную веру приближающегося лучшего царства.

Примечательно, как во внешнем виде персонажей маркируются социальные архетипы эпохи. Учительница одета в рабочую униформу «унисекс»: пиджак или гимнастерка с портупеей, картуз на голове, «темный низ», в отличие от нее, туркменская девушка одета в национальные одежды, подчеркивающие ее гендер, как сказали бы сейчас исследователи. Пока инфекция (знание языка) не проникла слишком глубоко, Айна представляет собой стереотип азийского автохтона, которого пришли спасать от гендерного рабства «песчаные учительницы».

Классическая сцена приема в колхоз в фильме 1959 года. Простые декхане – положительные, они уже вступили в колхоз и взяли обязательства, согласно плану из Центра, засадить все хлопком (это в рамках хлопководческой программы позднего ссср). Противостоят им состоятельные (кулаки-баи, в российской историографии, перекочевавшие и в кинематограф), по старинке хотят сеять хлеб. Здесь властный, идеологический дискурс достиг своего полного нивелирования и утраты смысла в революционном переустройстве налаженной жизни. Собственно фильму можно предъявить те же упреки, на которые указывала «Красная звезда», по поводу фильма 1930 года: „Айна“ — фильма с крупными недостатками. Прежде всего, в ней „недостает“ идеи. Идея в фильме подменена агитационным примитивом, поверхностно и неглубоко продуманным» ²⁷. Сейчас такую «идеологическую невыдержанность» можно назвать онтологическим упрощением реальности. Однако эта жесткая схема, примитив, нес внутри себя силу, необходимую для реализации колониальных планов и в этом смысле, чем проще и примитивней был посыл, тем легче и глубже он пускал корни.

Метрополия использовала естественные, не навязанные ею самой некоторые смыслы, в данном случае, хилиастическую идею, как проводников для реализации своих целей, целей завоевания и покорения. Платонов в данном случае, невольно выступает как оружие, его мечты о «Ювенильном море», на фундаменте «котлована», оказываются созвучными некоторым тенденциям властного дискурса. Да и весь упомянутый выше пласт произведений Катаева, Никитина, Павленко, Паустовского и др., это, по сути, инкорпорирование вольное или насильственное на службу Метрополии. В этой схватке хилиасты проиграли метрополистам.

Бунт личности, акт первый

В фильме 59 года председатель колхоза оказывается тем самым перегибщиком, у которого по меткому замечанию тов. Сталина, закружилась голова от успеха. То, что в советском идеологическом и репрессивном дискурсе называлось «саботажем», «попустительством», «вредительством», на самом деле, с сегодняшних позиций можно рассматривать, как акт бунта личности ²⁸ против тоталитарной, репрессивной власти, любыми средствами принуждающей население к покорности и несвободе. По сути дела, нынешний председатель колхоза, который, как «вредоносный элемент», пролез в правление колхоза, в партию, на самом деле, является предтечей тех советских граждан, которые войдут в скрытые или открытые, когда это станет возможным (после 20 съезда партии в феврале 1956 года, особенно, в перестройку конца 80-х), противоречия с советской идеологией. Тракторист-отличник и ударник труда Абакир Джураев из фильма Ларисы Шепитько «Зной» 1962 года ²⁹, это протянувшийся с 30-х годов перманентный протест против власти советов. Обласканный чиновниками, награжденный неработающим радио, и, наверняка, оставшимися за кадром и сценарием, грамотами, почетными листами, дипломами похвалы за бравый труд и прочими знаками и стимулами системы, человек однажды становится на путь бессмысленного бунта, как тогда могло казаться. А к концу восьмидесятых, к краткой эпохе горбачевской оттепели, это герои или уже негерои  окажутся перед социальной и онтологической пустотой собственного будущего, как это можно зафиксировать у героя фильма Ермека Шинарбаева «Место на серой треуголке» ³⁰. Это ребята 20-тилетние ребята уже не бунтовщики, а «анбиозчики-наркоманы», не способные ничего сделать с долгожданной свободой.

В этом смысле очень важна сцена приема Айны в партию в фильме 59 года, когда подавленная она молчит, не отвечает на банальные вопросы, например, кто такой Ленин? В тогдашней интерпретации это молчание объяснялось страхом перед погоней басмачей, которую она только что-то пережила, сегодня это молчание иное. В этом молчание таится уже несогласие с властным дискурсом и шаблоном поведения, которые будут доминировать на всем протяжении существования советской империи, даже такие вопросы, как вопрос о тов. Ленине, говорят о лжи, в которую облекают идеологи «коммунистической космогонии», свои колониальные и имперские подспудные планы. И только после паузы, когда девушка мобилизовала все свои силы и знания (уроки русского языка), она нащупала тот пульс, фальшивый путь идеологического дискурса, и произнесла нужное и ожидаемое (например, с передовицы газеты «Правда»): «если мы (декхане-бедняки) не вступим в колхоз, то баи поодиночке нас задушат», что было одобрительно встречено остальными меченными режимом. Айна приняв интуитивно, на чувственном уровне идеи справедливого мира, вдруг, начинает осознавать умом, что идеология мертва и никакие научные доктрины и обработки гегелевской диалектике не помогут «космогонии» без принуждения, без ГУЛАГа. Девушку охватывает немота, хотя она уже сносно владеет языком колонизаторов, и в этом молчание шифрует будущий бунт.

Такие бунтовщические фигуры противоречивы и многорельефны, и сложны, ведь что-то тракториста подвигло стать отличником труда, ударником и т.д., были какие-то смыслы, которые он сумел артикулировать и актуализировать для себя (идеи хилиазма, прочие идеи равенства и братства, и счастья на земле?), или, например, перформативное «деяние» по преобразованию мира по канонам «коммунистической космогонии» ³¹. А потом что-то случается, и нивелируются любые смыслы и дискурсы, проявляется основа для бунта. В этом столкновение система всегда одерживала вверх (Платонов и прочие, тому пример), но при этом теряла более ценный элемент, фактор гражданского доверия. Груз нелегитимности, при абсолютных бутафорских всесоюзных и местных выборов, игнорировании свобод граждан привел к катастрофе советский режим. Чтобы легализовать свою власть и законность при отсутствии иных процедур и способов, например, демократических выборов, приходилось, в том числе, и средствами кино очернять своих классовых и идеологических врагов. Это было примитивно, но, повторюсь, доступно массам, лишенным свободы и духовного роста.

Но вместе с режимом деформации подвергались и бунтовщики. Борьба с Левиафаном оставляла свои следы на нравственном ландшафте души. С одной стороны, чтобы противостоять власти, необходимо было стать амбивалентным по отношению к ней; другими словами, необходимо было личности подняться, т.е. опуститься на уровень демонический и насильственный, чтобы сопротивляться насилию государства. А с другой стороны, бунт личности, как завершающий акт онтологической борьбы и утраты всяких моральных ценностей и ориентиров, вел к кризису самосознания и к неизбежному саморазрушению личности.

staroe_i_novoe_novyy_razmer.jpg

География поглощения или реконкиста Азии

Что касается географии, то происходит странное перемещение Азии в центр или, лучше сказать, на степные окраины страны советов, она оказывается способной быть очередной политической и мировоззренческой реинкарнацией или продолжением московского царства, это отчасти, связано с личной историей и происхождением Андрея Платонова и его историей любви к Марии Кашинцевой ³², которые и отразились в рассказе «Песчаная учительница и фильме «Айна» 1930 года. Помните разговор вождя и учительницы русского языка? Таким образом, получается, что история задевает не саму «советскую Азию», а «дикое поле», окраину или начало (в зависимости от ракурса) великой степи, которая медленно входила в орбиту «московитов», начиная с Ивана 3 и заканчивая Александром 3. «Географические интересы» А. Платонова естественно начинались с его родных мест, нынешние Воронежская, Тамбовская области и, далее распространялись на восток: Царицын, Астрахань, казахские степи, Туркмения, Узбекистан. Дикое поле никак не вписывалось в имперскую карту покоренных земель и народов и при ослаблении Метрополии перманентно вспыхивали на нем революции иного рода, после которых приходилось каждый раз по-новому переосмысливать историю властного дискурса и местного номадического нарратива. Происходит обратное «отвоевывание», реконкиста Азии в сторону лесостепной и лесной зон, повторяя на карте движения чингисидовых туменов на запад. Империя начинала распадаться скрыто «мировоззренчески», о чем чуть ниже, и распадалась она в той очередности, как исторически собиралась и завоевывалась. Метрополия, супер-город, будет последним оплотом и первым, в котором сформируется будущий городской этос, без привязки к нации.

В своей рецензии на фильм «Территория» 15 года Ирина Басалаева дает предельно точную характеристику метропольного, властного взгляда на территории, как на «топос» социальных изменений: «Пространство СССР в советском кино (именуемое так: родная страна, советская страна, наша советская родина, родина, родная земля и т.д.) подлежало показу в «действительном залоге» — как место и результат коллективных усилий по его преобразованию. Будучи полем развертывания социальной энергии, оно оказалось связанным с социальным действием творения коммунизма (нового мира), а являясь местом столь глобального, космического (в этимологическом значении слова) деяния, советское пространство и само проступало на экране как деяние не свершенное, но длящееся, обращенное в далекое и в то же время такое близкое будущее. Так деяние, перформативное по своей сути, оказывалось одновременно вечным топосом вечной коммунистической космогонии. Творение коммунизма осуществлялось тотально на всем советском пространстве, однако само это пространство в данном отношении было отнюдь не гомогенным. Где-то нового мира становилось больше, где-то меньше.» ³³.

Регионы не только неравномерно развивались, но постоянно находились в состоянии «паузы, или зависшими между идейным нарративом и репрессивной реальность, которую испытывали территории от хозяйничанья метрополистов разных видов: чиновников, авантюристов, военных и пр. золотоискателей. Вечно длящееся «деяние» (построение коммунизма), «обращенное в далекое будущее», уже не только к 60-м годам перестало быть важным маркером коллективного сознания населения, но в полной мере раскрыло все неудачи построения такого «нового мира» в настоящем. Все, что удалось сделать чиновникам и идеологам из Центра, так это приблизить управление страной к тем архетипичным системам, которые были присущи и приняты азиатской душой, Периферией. Патриархальное сознание, этатизм, покорность. Вертикаль власти в Провинции, внешне напоминавшая систему управления в Центре, на самом деле была типично азийской по сути, где первый секретарь исполнял классическую роль патриарха рода, племени и дальше по иерархической цепочке власть спускалась вниз. В этой цепочке семейные, племенные, земляческие и родовые связи порой имели большее значение, чем партийная субординация.

Миметически степь в фильме 59 года выглядит «неглубоко продуманной» декорацией. Метрополия была уверена, как и на всем протяжении завоевания восточных территория, что теперь Провинция покорена навсегда и отсюда интерес к степи и окраине, с одной стороны, как к объединяющей аморфной идеи (а не фигура отца народов), а с другой, как к лубку, как безжизненному слепку из туристического буклета. Степь и пустыня, как декорация, как картинка с туристической открытки, суть которой приманивать и пугать метрополиста, как и псевдоэтническая музыка. Потом это будет часто повторяться в кино, последний пример, который будет рассмотрен ниже – это фильм 2015 года «Территория» по роману Олега Куваева, где ландшафты также «карикатурно» красивые, несут одну функцию: приманивать уже не просто метрополистов, а туристов и капиталы. Очень точна в этом отношении Ирина Басалаева в своем разборе фильма данной картины: «Если прислушаться к звучанию современного менеджерского словаря, территорию «осваивают», «(комплексно) развивают» и «управляют развитием», разгоняют это ее развитие до фазы «опережающего», «брендируют» и «продвигают», «приравнивают к Северу» (инерция советской практики районизации), «проникают» на нее и в нее «инвестируют», делают ее «съемку», занимаются «территориальным маркетингом», делают ее «аттрактивной», и т.д., и т.д. Все эти операции предполагают одну и ту же диспозицию территории: она всегда в пассиве. Околочиновничья публицистика породила рекламные фразеологизмы «территория добра», «территория инноваций», «территория радости», «территория надежд»… Главное: территорией управляют» ³⁴.

И второй момент, в управления государством исчезает фигура отца, которая была актуальна в 40-50-е с тотальным воцарением сталинского канона в кино, а проявляется некое аморфное скопление идей, соединяющихся в одной большой идеи государства-монстра 60-х годов, которое заботиться о людях ровно настолько, чтобы они были в состоянии поддерживать жизненные функции государства и поклоняться монстру. Например, в сцене приема Айны в комсомол в фильме 59 года, на стенах уездной парткома висят портреты Ленина и Маркса, а «отца народов» временно девальвировали.

Как отмечает В. Каганский: «время – метрополия, центр цивилизации, пространство – ее колония, периферия; для «советской цивилизации» это тем более верно. Лежащая на периферии культуры сфера пространства служит последним ресурсом, к которому обращаются тогда, когда в рамках основной парадигмы (прямо или косвенно связанной с дискурсивностью, временной последовательностью) не удается решать существенные проблемы; обращение к пространству вынужденно» ³⁵. Другими словами, Центр преобразует территорию, которой он управляет в ландшафт, в котором как-то живут местные граждане. Выше категории ландшафта гражданам в своих размышлениях о пространстве поднимать не требовалась, для этого есть Метрополия, способная управлять, подавлять, а когда нужно и «брендировать», развлекать «красивыми ландшафтами» в кино. Однако за этим «отделением» ландшафта» от территории скрывалось начало распада страны, Метрополию подтачивали не только явные экономические и социальные кризисы, но и латентные мировоззренческие противоречия, всегда существовавшие, но в ранние годы и десятилетия военного и коммунизма и вождизма, успешно подавляемые силой. А если быть предельно конкретным, то в проявление интереса к пространствам и захватам, лежит глубокий кризис империи и ее будущий распад.

Фигура царя-вождя, или идеология (коммунизм) скрепляли империю, поэтому нынешняя ситуация с опорой на «скрепы» и «фантомы национальные» долго объединяющим фактором быть не сможет. Если не найдется новая идеология, основанная на фигуре вождя или новой социальной утопии, то остатки империи не переживут очередной кризис или кризисы (например, нелегитимности) и распадутся еще раз ³⁶.

Примечания:

1 – Как отмечает Максим Руссов в свое рецензии на лекцию Сергея Абашина, посвященной теме колониализма СССР: «Нынешняя позиция власти в России – позиционирование и современной России, и СССР как неколониальных держав. Многие авторы сознательно избегают употребления выражения вроде «колониальная политика» в отношении Советского союза.», однако, попытка оставить в тазике вместе с водой и ребенка, говорит об обратном, о том, что если тема табуирована и политизирована, значит, «власти» есть что скрывать, «многим авторам» - умалчивать. См.: Руссо М. Советская Средняя Азия: колонии или нечто иное. (https://polit.ru/article/2017/06/14/ps_abashin/)

2 – Несмотря на это и политически и идеологически власти, сми, наука, весь корпус прошлой и современной историографии продолжают смотреть в сторону города на Днепре, располагая на его правобережных пагорбах «сердце империи».

3 - Лесевицкий А. В. Ф. М. Достоевский как предшественник евразийства: монография. — Пермь: ОТ и ДО, 2013. — 156 с.

4 - Л. Троцкий. Л. Перманентная революция. Сборник. — М.: T8RUGRAM, 2005. – 100 с. (Электронная версия: http://history.org.ua/LiberUA/978-5-9985-0271-2/978-5-9985-0271-2.pdf)

5 – Ссылка на фильм: https://www.youtube.com/watch?v=_iO7GrzsBMo

6 - http://www.filmdb.ios-regensburg.de/filmdbview.php?ID=166&language=ru

7 – Ссылка на фильм: https://www.youtube.com/watch?v=RZSSfhArp0g

8 – Зоркая Н. «Одна» на перекрестках. – Киноведческие записки. – 2005. – №74. (http://www.kinozapiski.ru/ru/article/sendvalues/450/)

9 – В 1977 году на киностудии «Узбекфильм» узбек Учкун Назаров снял фильм по мотивам этого исторического романа. Ссылка на фильм (1 серия): https://www.youtube.com/watch?v=Vg6LHjmL-y4

10 – Брагина Н. "Восточные" повести А. Платонова как попытка диалога двух культур. (https://cyberleninka.ru/article/n/vostochnye-povesti-a-platonova-kak-pop...)

11 – О роли учителей словесности см.: Ковалова А. Еще раз о лишних людях. Учителя словесности — пророки, неудачники, чудаки и звезды на территории «школьного фильма». (https://chapaev.media/articles/4384)

12 - Лолаева С, Рябов А. Средняя Азия в русском и российском восприятии. – НЛО. - №4. – 2019. (https://magazines.gorky.media/nz/2009/4/srednyaya-aziya-v-russkom-i-ross...)

13 - Лолаева С, Рябов А. Указ. ссылка.

14 – «В период существования СССР официальная идеология страны была антиколониальной. Признавалась колониальная сущность Российской империи, но возникший после ее падения Советский Союз, как провозглашалось, не носил никаких черт колониальной империи. Зарубежные советологи напротив пытались всячески доказать, что СССР был колониальной державой и продолжал политику империи в отношении своих окраин.» Руссо М. Советская Средняя Азия: колонии или нечто иное. (https://polit.ru/article/2017/06/14/ps_abashin/)

15 – Гюнтер Х. По обе стороны от утопии: Контексты творчества А. Платонова. М.: Новое литературное обозрение, 2011. — с.188

16 – Если верить «Славянской энциклопедии…», то первый Нарыш был крымским татарином Мордкой Кубратом, который «поступил на службу к Ивану 3 Васильевичу в 1465 году». См.: Богуславский В. В., Куксина Е. И. Славянская энциклопедия: Киевская Русь — Московия. — Т. 2: Н—Я. —  М.: Олма-Пресс, - 2005. - С. 14. (https://books.google.com.ua/books?id=5w2aelUEB_UC&printsec=frontcover&hl...)

17 – Платонов А. Песчаная учительница. В кн.: Платонов А. Повести и рассказы. – М.: АСТ, 2019. – 448 с. (электронная версия: https://www.e-reading.club/bookreader.php/45141/Platonov_-_Peschanaya_uc...)

18 – Ковалова А. Единственная киноработа Платонова. «Песчаная учительница» и ее воплощение в кино (https://chapaev.media/articles/3412)

19 - Ковалова А. Единственная киноработа...

20 – «Пряником» часто апеллируют многое российские исследователи, вспоминая о заводах, фабриках, байконурах, целине и пр. плодах индустриализации, которая на первый взгляд, действительно, «европеизировала» автохтонов, забывая при этом о побочных эффектах (кнуте) такой политики властей в советской Азии. См.: Лолаева С, Рябов А. Указ. ссылка.

21 – Зоркая Н. Указ. ссылка.

22 - Ковалова А. Укрупнение конфликта. От рассказа к фильму «Айна». (https://chapaev.media/articles/5766)

23 - См. в данном сборнике: Забратски Я. Трудовой Рэмбо Петра Луцика и Алексея Саморядова. С. 52-64 (http://cinebus.org/trudovoy-rembo-petra-lucika-i-alekseya-samoryadova)

24 - Ковалова А. Укрупнение конфликта…

25 – Платонов А. Ювенильное море. В кн.: Платонов А.П. Государственный житель: проза, ранние соч., письма. – Минск: маст. літ., 1990. – с.295-369

26 – Платонов А. Джан. В кн.: Платонов А.П. Государственный житель: проза, ранние соч., письма. – Минск: Маст. літ., 1990. – с.449-559

27 - Ковалова А. Единственная киноработа Платонова. «Песчаная учительница» и ее воплощение в кино (https://chapaev.media/articles/3412)

28 – Думаю, я не ошибаюсь, используя данный термин, поскольку бунт возможен лишь при определенном уровне самосознания, хотя не всегда конструктивном.

29 – См. в данном сборнике: Забратски Я. Космос и последствия. О фильмах Л. Шепитьки «Зной» И Толомуша Океева «Красное яблоко». С.15-25 (http://cinebus.org/kosmos-i-posledstviya)

30 – Забратски Я. Место на земле, или на серой треуголке. – Cinebus.org. – 05.08.2019 (http://cinebus.org/mesto-na-zemle-ili-na-seroy-treugolke)

31 - Басалаева И. Оптическое устройство кино эпохи «скреп»: фильм «Территория». Карта как умозрение: «Россия — красиво»?. – Гефтер. – 01.06.2018 (http://gefter.ru/archive/25186

32 - Варламов А. Андрей Платонов // Новый мир. — 2010. — № 7. (https://magazines.gorky.media/novyi_mi/2010/7/andrej-platonov.html)

33 - Басалаева И. Указ. ссылка.

34 - Басалаева И. Указ. ссылка.

35 – Каганский В.Л. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство: Сборник статей. – М.: Новое литературное обозрение, 2001. – с.16

36 – «РФ – нестабильное квазигосударство. Ранее территория РФ была вовлечена в автодемонтаж СССР, ныне незаконченность распада СССР сдерживает распад РФ. СССР продолжает существовать как проблемная территория. Мнение, что РФ прошла миг неустойчивости и нужно лишь связаться Центр и регионы, ошибочно». В кн: Каганский В.Л. Культурный ландшафт… (с.304) От себя добавлю, что написанное на рубеже веков данная фраза не потеряла своей актуальности, о чем свидетельствуют события последних пяти лет.

Cincinat Vatanzade