Ранние утренние сны чудесны и ужасны. Снился мне дом умалишенных, и я ходил по нему в сопровождении то ли сторожа, то ли повара, то ли пациента, который только притворялся сторожем, поваром и пациентом — впрочем, тоже. Проводник мой был существом бесполым, вечного, неопределенно-среднего возраста. И звали его то ли Иеремией, то ли... я плохо расслышал.

Он, как и полагается, ныл, скулил и жаловался на быт, на начальство, на безденежье, на мышей, которые съели весь запас сахара и сухарей, на пациентов, которые мешают работать. А потом он привел меня в другое помещение, где были они. Точнее сказать, там были только их глаза.

Когда я вошёл, мне показалось, что они давно ждали этого момента. Они сидели перед дверью — на лавочке или казенных стульях. Но это я анализирую уже потом, после сна. А тогда, в первое мгновение, я увидал только их глаза. Глаза отчаявшихся и больных душ, которые давно ничего не ждут. Но еще ужаснее было то, что они были абсолютно трезвыми. То есть они прекрасно понимали свое положение и принимали его. От чего становились более сознательными и решительными — в отличие от нас, притворяющихся здоровыми и пытающихся лечить таких, как они.

На меня смотрел мир, полный ужаса. Мир, принимающий этот ужас до конца. Мудро и без бунта они приняли свою ношу, чтобы оставшиеся силы подарить дороге. Их взгляды и послушные фигуры, схожие с фигурками кукольного театра, напомнили мне о моем поиске. Я искал вход или выход — что, скорее всего, одно и то же.

9.11.2025