Если разделить нашу память на периоды, то детские воспоминания – это небесный Иерусалим, все, что связанно с детством, с отчим домом, с родителями, с первыми чувствами, с зарубками на любимой игрушке, паутиной над печкой, все это образовывает нестираемый, несгораемый, золотой слой защиты, в эти иерусалимские сады и уголки обращаемся мы всякий раз, когда трудно и тяжело. Раньше  был лишь один путь фиксации этих воспоминаний – запись, через дневник, через роман, через полотно и масляные краски. С некоторых пор возвращение в Иерусалим стало возможно и с помощью видеоархивов. Хорошо ли это или плохо, что мы теряем, при такой, жесткой, документальной фиксации, какие иносказательные домысливающие смыслы мы утрачиваем, глядя на собственные двойники, в сгоревшем отчем доме, слыша голос отца или матери, видя те самые игрушки, с зарубкой, царапиной на боку? Это тема отдельного разговора. Глядя на этот ночной разговор с дядей Оксаном, понимаешь, что память не способна восстановить все многообразие, прожитой минуты или века. А такие архивы превращаются в мину, которая взрывается фейерверком гештальтов, не завершаемых в принципе, потому что закрытый гештальт лишает тебя возможности вернуться в свой отчий дом, в небесный Иерусалим.