На пути к искуплению с Полом Шредером

Шредер в убранстве (если это можно назвать таким словом) церкви и интерьера служебно-частного помещения пастора, поступает, как создатель-минималист. Там нет ничего лишнего, а точнее, почти ничего. Книги, письменный стол, стул, рукомойник. На столе у него книги: Томас Мертон. Письма, Еретики Честертона, Библия. Такой себе скупой, лаконичный пустой вид, объем пространства, которое наполняется лишь человеком и его страхами, отчаянием, гордостью, виной, мужеством, молитвой. Здесь есть место не вещам и призракам вещей, а человеку со всем комплексом его внутреннего мира. Эссе Cincinata Vatanzade по поводу последнего на сегодня фильма американского режиссера Пола Шредера First Reformed.


 

С чего начинается фильм? Фильм начинается с того, что пастор Толлер начинает вести дневник. А кто ведет дневник? Тот, кому нужна помощь. Не всем, конечно, но это так, настаиваю. Дневник, это своего рода домашний психолог, собеседник, который ничего не унесет на сторону. Выслушает и поможет. Можно и чуть шире и громче: дневник – это своеобразная молитва, тем более, что пастор Толлер часто говорит и думает и молится о молитве. А дальше? Дальше мы видим тонкую, рефлексирующую фигуру пастора в исполнении Итана Хоука. Его помощник сообщает, что в мужском туалете течь, которую пытался самостоятельно устранить пастор. Не вышло. И к этому человеку обращается его прихожанка, беременная, с просьбой помочь ее мужу, «зеленому» активисту. А зовут прихожанку… Мария. Человек не в состоянии исправить течь в туалете, а у него просит помощи Мария прихожанка. И о какой помощи она просит!? Помочь мужу разобраться в сложной жизненной ситуации, выйти из тупика. Конечно, не каждый может справиться с сантехническими проблемами. Но все же. Это важная деталь, Пол Шредер показывает нашего протагониста совсем не героем, волею случая, вышних сил или по собственной воле ставший пастором, т.е. лицом, отвечающим не только за свою жизнь, но и жизни и чаяния тех, кто составляет его приход.

 

«Если бы я только мог помолиться», - обращается пастор к своему дневнику. Состояние веры не приносящее веры и радости существования. И это совсем не обман, не утрата веры, нет. Это отсутствие веры, утрата уверенности в состоянии веры. Парадокс! Но у Толлера есть образец для подражания, это грубо сказано, есть тот, к кому он обращается в своих рефлексиях и раздумьях. Это Томас Мертон. «Я знаю, что ничего нельзя изменить и надежды нет», - повторит пастор Толлер фразу монаха-трапписта. Общение с прихожанами, это продолжение общения с дневником, с самим собой, с Мертоном, с антагонистом магнатом Балком. Это продолжение молитвы.

 

Итак, что мы имеем. Фигуру пастора, наше знакомство с ним происходит в тот момент, когда он пытается пережить смерть своего сына. Он не в лучше форме, как сказали бы тренера и промоутеры боксерских поединков. Но он должен каждый день держать удар. Каждый день, пастор вступает в битву. И вот он знакомится с прихожанкой по имени Мария, у которой есть муж эколог Майкл. Именно ему нужна помощь, подсказывает нам Пол Шредер, готовя нам, своим зрителея маленькую-большую уловку. Потом мы узнаем, кому, на самом деле, нужна помощь.

 

Что угнетает гринписовца Майка, не то же ли, что и преподобного пастора? У активиста скоро родится ребенок от Марии, но этот мир, по мнению активиста, подписал себе смертный приговор, мы переступили черту, когда природа регенерировала свои ресурсы. Неправильно вводить в этот обреченный мир новую жизнь. У пастора другая трагедия, он бывший капеллан потерял в Ираке своего единственного сына, куда, возможно, он сам привел своего сына. Мне кажется, что не смерть сына в Ираке по прошествии многих месяцев и лет беспокоит отца без сына и пастора Толлера, а ответственность, которую он возложил на себя, когда благословил сына стать солдатом. Эта же ответственность перед новой жизнью, которая появилась в чреве Марии, беспокоит активиста Майкла больше всего, а не последствия индустриальной и прочих материальных революций. Но и это тоже!

 

«Мир так быстро меняется», - одна из первых фраз активиста, мужа прихожанки по имени Мария. Это тревожное знание, осознание в эпоху девальвации веры в научно-технический прогресс и революцию. Революция произошла и происходит только в сегменте комфорта и пластической медицины. Майка беспокоят необратимые экологические последствия. Страх потерять Землю, ее природу, является ли он(страх) возмездием за утрату веры в Бога? Или это опять всего лишь декартовские трюки сознания, высоко развитого сознания, которому свойственно еще переживать и по поводу собственной высоко развитости?

 

А вообще тема экологической катастрофы отличная ширма, за которой можно спрятать экзистенциальные, онтологические проблемы человека и интимно говорить о них и пытаться их решить. И я думаю, что Пол Шредер это прекрасно понимает и пытается донести в своем опусе-опыте. Уровень личного, персонального разочарования и отчаяния важнее уровня индивидуального страха за коллективное уничтожение экоресурсов.

 

Отчаяние и надежда толкают по очереди человека в жизнь. Так мыслил Томас Мертон, если верить выхваченной пастором Толлером фразе из дневника трапписта и записанной в дневник пастора евангелиста.

 

Какой сегодня  вопрос важней?!

  1. Кто я, свою ли проживаю жизнь?

  2. Что мне делать со всем навалившимся на меня дерьмом?

  3. ???

Судя по тому, куда стрелял активист в момент суицида, можно предположить, что с сердцем у него было все в порядке. А вот снесенные выстрелом полчерепушки говорят, что с сознанием парень мучился всю сознательную жизнь.

 

Режиссер Пол Шредер / Источник: theapologistmag.com

К ответственности и принятию жизни, такой, какой она есть, вот скрытый посыл режиссера. Где-то пастор произносит очень важные слова: «Это не та церковь, которая позвала меня». Т.е. я не давал обета нести ту тяжесть, которую не в состоянии вынести. Говорит он это другому пастору-руководителю, другой, «современной» реформаторской церкви. И может быть, в таком случае Толлер ведет речь о внутрицерковных ересях? Времена меняются, нужна другая церковь и нужны другие отцы новой, изменившейся пастве. Возможно, что и эта проблема стояла на повестке сценариста  Пола Шредера, но за номером «2». Все же первой проблемой была и остается персональная ответственность и мужество быть, по Тиллиху, несмотря на все ужасы современной цивилизации: диктатуры, экокатастрофы, войны, разочарования в цивилизации и пр. и пр.

 

Символично, что в мусорные баках церкви больше всего видно пустых бутылок из-под алкоголя. Это итог работы мысли и души, это результат бессонных ночей, проведенных в молитвах. И не спорьте! Церковь больше не в состоянии быть тем, чем она была на протяжении всех начальных, средних и новых веков. После Мартина Лютера, Дюрера, Джеймса Уатта, Руссо и Гитлера она превратилась лишь в место уединения, в место, где можно преклонить колени. Она утратила функции посредника между небом и землей. Теперь храм находится внутри человека, а церковь, помещение – это всего лишь объекты туристических посещений.

 

И хотя церковь и упоминается в фильме несколько раз как туристический объект, однако Пол Шредер потомок евангелистов, продолжает относиться к ней с уважением, ни разу не нарушив и, не осквернив пространство церкви. Оба раза, когда прихожанка Мария приходит к пастору Толлеру, эти встречи происходят на территории служебной пристройки, там, где пастор отдыхает, принимает пищу и т.д., т.е. на частной, земной территории. И именно там происходит их «полет», когда женщина Мария впервые приходит к пастору, и там же во второй свой визит она спасает его от суицида. В фильме присутствует второй главный женский персонаж по имени Эстер. А мы знаем, что библейская Эсфирь спасла когда-то свой народ от гнева персидского царя. Я думаю, что кальвинист Пол Шердер не зря использовал именно эти два женских имени в своем фильме. В «противостоянии» Эстер и Марии без сомнения побеждает вторая, помощь первой будет отвергнута пастором Толлером. То, что было хорошо для ветхозветных времен, заступничество перед Богом, услуги посредников, теперь расценивается, как зло или недоразумение прошлого. Ибо в новое время, только сам человек со своим предназначение, через духовную борьбу сомнений, поражений и возрождений приближается к полноте бытия. Поэтому новозаветная Мария оказывается той самой женщиной, которая будет рядом с пастором.

 

И возвращаясь к церкви, к зданию и сущности, одновременно, скажу, что священные стены самой церкви спокойно пропустили и пропускают внутрь и выносят индустриального магната Балка, ставшего для пастора главным антагонистом и который, по мнению пастора, в ответе за умерщвляемую природу.

 

При этом Шредер в убранстве (если это можно назвать таким словом) церкви и интерьера служебно-частного помещения пастора, поступает, как создатель-минималист. Там нет ничего лишнего, а точнее, почти ничего. Книги, письменный стол, стул, рукомойник. На столе у него книги: Томас Мертон. Письма, Еретики Честертона, Библия. Такой себе скупой, лаконичный пустой вид, объем пространства, которое наполняется лишь человеком и его страхами, отчаянием, гордостью, виной, мужеством, молитвой. Здесь есть место не вещам и призракам вещей, а человеку со всем комплексом его внутреннего мира.

 

First Reformed, 2017 (dir.: Paul Schrader) /  Источник criterioncast.com

Индустриальный магнат Балк, с которым боролся активист Майк, и которого недолюбливал пастор Толлер, оказался прав в своей реплике, что нужно, прежде всего, дать ладу собственной жизни, а уж после заниматься экологией, экономией, эсхатологией и прочими активистскими штучками.

 

Весь же апокалипсис – это, всего лишь, очередной религиозный, или чтобы было приятно слуху современному атависту-атеисту, экзистенциальный кризис современного человека, переживающего конец истории острее, чем сто лет назад «смерть Бога». Теперь это не отстраненная «смерть» бородатого дядьки где-то в небесах, а непосредственно касающаяся твоего существования угроза.

 

В очередной раз логика протестантской этики оказалась на высоте. Если ты не занимаешься собственным предназначением, если утратил вкус и силы на пути служения, то ты нарушаешь невидимые нити связи с Богом, твой союз, твой договор нарушен с твоей стороны. Если молитва не помогает, тогда помогает женщина, несущая в чреве своем новую жизнь. Эта новая жизнь и есть новая молитва и новые слова, новый сын и новый смысл, новый завет и новая жизнь. Женщина по имени Мария, и кажется мне, что режиссер не случайно дал ей такое имя (о чем я писал выше), спасает пастора Толлера от греха убийства других людей и от греха самоубийства.

 

Все построения сюжета говорили о том, что пастор Толлер не воспользуется ни поясом смертника, начиненного взрывчаткой, ни желтой густой гелью, предназначенной для прочистки унитазов, которую он хотел выпить. Физическая гибель пастора нарушила бы всю логику фильма и его смысл. Физическая смерть в данном раскладе духовных исканий-метаний, слишком простой и не правильный выход из драматической ситуации. Это было бы большим проигрышем и ошибкой не только человека, но и профессионального сценариста и режиссера Пола Шредера. Не зря же во французском прокате фильм получил название Sur le Chemin de la Rédemption (На пути к искуплению).

 

Женщина в начале пришла к пастору с просьбой о помощи, а в конце фильма пастор выжил с помощью женщины по имени Мария. С ее любовью.

 

Cincinat Vatanzade