Мой блудный отец 2

«Встретились мы в вагоне метро. Я сел на Кузнецком мосту, а вышел на Сходненской, но это чуть позже. Одет он был в жирный от грязи пиджак, а вокруг пуговки у горла скопилась пальцевая грязь от частого застегивания. Единственной добротной вещью были черные ботинки. От него пахло так, что хотелось уткнуться во впалую грудь и смеяться до слез не отрываясь.
Рядом с ним, в полиэтиленовом пакете лежали половинка нарезного батона, недоеденный пирожок и мятая пачка песочного печенья.
На вид ему было лет 70-75, как моему отцу и я захотел спросить его.
- Отец, мой блудный отец, где ты был столько лет?! Что ты делал и какими дорогами износился? Видишь, мать постарела и совсем сгорбилась от одиночества… Мой блудный отец, ведь это ты лишил меня счастья стать блудным сыном. Что ты наделал, отец?! Благодаря тебе я не знаю дороги назад. Я стою на месте, а дороги, пейзажи, горизонты из тумана ныряют в новый туман. Я по-прежнему стою в ноябре, когда ты меня оставил, и дождь не прекращается…

И я не уверен, что сошел он на конечной, название которой Планерная.»

Это я написал пять лет назад, с момента последней нашей встречи. Теперь же наши встречи проходят лишь в моих сумрачных снах, на знакомых с детства пространствах, которые, однако, невозможно найти ни на одной географической карте. Мой блудный отец – это ты сделал своего сына, меня, еще одним блудным сыном. Только теперь я понимаю это и могу об этом говорить. И пройдя свой жизненный путь наполовину, я оказался в сумрачном лесу. Я стою посреди острова, над которым поднимается дымка от вонючих шашлыков. Свистят и останавливают поезда на станции Гидропарк. Но я знаю, что ты не приедешь очередным поездом. Ты придешь с другой стороны. Ты подходишь ко мне, берешь меня за руку и ведешь в самый укромный уголок Труханова острова. Мы садимся на белый песок и молчим. Опять молчим, как молчали тогда, кода мне было пять, двадцать, тридцать пять лет. Но теперь в этом молчании я часто слышу твои слова, твои предостережения и советы. Я не знаю, что с ними делать и, как они могут мне помочь, но теперь я слышу тебя.

Мы смотрим на дальний остров и молчим. Ты прощаешь все мои ошибки, а я не обвиняю тебя в том, что ты сделал со мной. Нарядил в одежды кочевника и толкнул за дверь. Дверь и дом – это наша слабость, это уловка, это цепь, которая держит человека всю его жизнь. Дом ты оставил в прошлой жизни, дважды прошлой, из одной ты ушел, а другая ушла из тебя. У меня оставалась дверь, через которую я могу проникать к тебе и обратно, но своему сыну я передам только ключи. Дверь к тому моменту перестанет работать. Что он будет делать с ключами от неведомой ему двери?

На пляже, оставленном людьми, солнцем и дождями я нашел старую бутылку с истлевшей наклейкой. Тебя, отец, уже не было… На дне лежали два кольца, два серебряных кольца. Одно из них перстень, квадратоподобный, массивный. Другое, поменьше, с ажурной резьбой и патиной. Я поднимаюсь на ноги, смотрю по сторонам, желая определить, где север, а где мой дом. Бывший дом. Я прячу кольца в кармане старого пиджака и иду тропинкой… Я знаю, что ты смотришь на меня и знаю, что не будешь против, если одно кольцо отдам своему сыну.

 

Ян Синебас