Общий план города-сна

 

 

Штаты, Европа, скорей всего, Хорватия и, конечно, Баку, это те страны, где я побывал сегодня ночью. Все они уместились на одной площади и в одном утреннем сне. Вначале были Штаты. Это был лагерь, пансионат, кемпинг, окруженный деревянным невысоким заборчиком. Дома из дерева и кирпича, точнее, это было одно строение в виде буквы Г. Этот Г-образный дом был разбит на секции по 1,2-2 метра шириной и метра три в длину. Получались такие узкие вытянутые параллелепипеды. В них жили семьями. Вообще, как я сейчас, помню густое пространство с зеленой шапкой деревьев над головой, напоминало базу отдыха то ли какой-то религиозной деноминации, то ли корпорации или еще неведомого и стремительного фрагмента социума. На заборах висели маленькие детки. Я вспомнил о старом Canon и стал их фотографировать. Внизу кадра заборчик, вверху - головки детей.

На заборе были метки такого же размера, что и вход в жилища или секции каждого семейства. На заборах и на входах висели железные, латунные? пластины с римскими цифрами. Вероятно, они обозначали каждую семью, цифры вместо фамилий и еще таблички напоминали мне те таблички из нержавеющей стали/металла, которые давали имена однообразным крестам и железным крашеным тумбам на кладбищах.

В центре, как бы “входя” в букву Г, располагался внутренний дворик, выложенный светло-коричневой плиткой. Утренняя суета уже смыла из памяти часть эмульсии и образы не так четки, как при пробуждении, но кажется, во дворике торчали два крана водопроводных, а под ними два отверстия для слива воды. Я обошел Г-образный дом по внешнему периметру и нашел еще один дворик задний, спрятанный от посторонних глаз, там расхаживали люди. Усатые мужчины, в майках и без них. Если бы не дачная одежда, лица их больше соответствовали пышному закату европейского модерна. Котелки, вестоны, пиджачные костюмы. Good morning, сказал я, стараясь избегать акцента. Они ответили мне, не особо замечая меня, мой фотоаппарат.

На заднем дворе стояли хозяйственные домики, где-то горками лежали продукты, овощи - картофель, морковь.

 

Я вернулся к входу, к детям на заборе и вышел на проезжую улицу, по которой поднялся до средних размеров площади, вполне возможно, что это была центральная площадь не только городка, не только моего сна, но и всей жизни. Площадь небольшого города у моря, с одноэтажными домами, черепичными крышами, если бы мне позволили, я бы назвал этот городок Фиалтой Забратской. Я пытался все сохранить и чтобы не переживать за игры памяти тщательно все фотографировал: посетителей кафе, фасады банка, кафе, бродящих людей.

 

За спиной я услышал людей, говорящих на русской; это были трое парней в реперской униформе, они громко разговаривали, словно демонстрировали свое нежелание учить английский. Я поплелся за ними или они за мной? Трудно сказать, но я оказался напротив них, через ту саму дорогу, по которой я прошел на площадь от кемпинга. Они остановились у двухэтажного модернового домика. Мне показалась интересной композиция: фасад дома, линия которого продолжалась, опустившись под прямым углом на забор и три темные расслабленные фигуры парней. Поднял фотоаппарат и в видоискатель увидел, как мгновенно все переменилось. Парни заметили мой фотоаппарат, и пропала непринужденность, они стали позировать. Я все же сделал снимок, а ребята пошли в мою сторону, прошли, словно сквозь меня, я оглянулся, чтобы посмотреть им вслед. И увидел чудо. Передо мной лежало море, вдалеке, в рамке, образованной из линии дороги снизу, ветками деревьев слева и справа, жило море. Сверху неба не было, только море. Вместо волн белого цвета льдины. Значит, весна. Подумал я. А потом услышал то ли внутренний голос, то ли голос за кадром: Далмация, Далматинское побережье. Значит, Хорватия, в этот раз голос внутренний был моим. На фоне моря лицом ко мне стоял молодой мужчина, он смотрел вправо по кадру. Я быстро поднял камеру, чтобы успеть снять, но в кадр уже ввалились трое парней, мужчины поменял позу, повернув голову в сторону шумной тройки, я нажал на спуск. Я все же нажал на затвор.

 

К морю я не пошел, оставляя его справа, а слева модерновый дом, на фоне которого я снял троих ребят, побрел я к замку, возвышавшемуся над площадью и немного в стороне. Это были одновременно и развалины и новая кирпичная кладка цвета светлой охры. Замок был одновременно огромным, его стены и донжоны хватались за голубое небо своими когтисто-зубчатыми головами и маленьким и уютным. Опуская взор, замечаешь внизу работающие кофейни, заполненными людьми, рассыпанные по земле большие и маленькие каменные обломки, вперемешку с глиняными кувшинами разного размера, покрытые чей-то дикой фантазией бронзовой краской. Эти камни могли принадлежать только одному месту, только одному городу, подумал я. Я помню их с детства, они навсегда вошли в меня, в мою память своей пугающей шереховатостью, своими трещинами, океаническими впадинами, лунной фактурой и бакинским внутренним не истощаемым теплом. Это было последнее, что я видел и подумал.

 

Я открыл глаза.

Рядом со мной лежала моя Аннушка.

Я вернулся.

 

 

Yarr Zabtratski