Борис Гуц: Всё кино о любви или смерти. Моё о невозможности любви, потому что есть смерть.

кинорежиссер Борис Гуц

 

Борис Гуц автор таких картин, как «Арбузные корки», «Фагот», «Смерть нам к лицу», а также последней под названием «Минск». Картины с трудной судьбой – разрешенной, запрещенной, противоречивой, снятой одним кадром. Сейчас, Борис Гуц готовится к запуску нового проекта, которой имеет непосредственное отношение к Украине и современным событиям, потрясшим весь мир. Съемки будут проходить в Турции, в Стамбуле. В перерывах между работой над запуском Борис Гуц ответил на несколько вопросов нашего журнала.


 

Cinebus: Насколько мне известно, ты сейчас находишься в Турции, а точнее, в Стамбуле. Можешь рассказать, что ты там делаешь?

Борис Гуц: Действительно, я приехал в Стамбул, где в начале июля планирую снимать новый полнометражный фильм с рабочим названием Deaf Lovers. Это история о встрече украинки и русского эмигранта. О невозможности любви, о "глухоте" двух стран, которая проецируются и на изменившиеся отношения между гражданами Украины и России.

 

C.: Если я правильно понимаю, их встреча происходит на "нейтральной" территории. В Стамбуле? Это имеет принципиальное драматургические значение? И поскольку ты сказал "о невозможности любви", значит ли это, что ты изначально настроен негативно?

Б.Г.: Хороший вопрос. Я настроен скептично. Я верю, что наши два народа когда-то смогут опять жить мирно, но не сейчас. Я не хочу показывать, кто прав или виноват. Фильм о том, как война сказывается на простых людях, которые хотят любить, но не могут. Нейтральная территория здесь нужна, потому что Стамбул прекрасный и красивый город, но красота уже не спасает чувства.

 

C.: Тебя не пугает, что при любом финале твоего фильма, результаты его не примут в Украине. Я хочу сказать, ты думаешь о зрителях/жителях Украины. Что ты хочешь им сказать?

Б.Г.: Я уверен, что примут. Не все, конечно. Но мы уже это проходили и проходим сейчас с фильмом MINSK, когда некоторые граждане Беларуси агрессивно восприняли фильм, даже не посмотрев. Но таких меньшинство. Дождитесь фильма, и потом принимайте решение. Я говорю не о политике, я говорю о чувствах. Там, где война, очень мало места для любви. Понятно, что Россия суть агрессор. За эти слова меня склюют на Родине. Но я не журналист, я не политик. Я рассказываю о том, что чувствую сам, и о том, что вижу. В конце концов, у меня бабушка украинка, а дед беларус. Они прожили вместе 50 лет, поженившись в Берлине. Бабушка 50 лет врала о своем месте рождения и даже о своем настоящем имени (она с западной Украины, почти полька). Но они жили. Вместе... Возвращаясь к твоему вопросу. Я украинцам не пытаюсь ничего сказать. Я не призываю любить Россию. Это уже невозможно. Но у нас есть рабочий слоган фильма — в переводе на русский означает: "Встретимся через 100 лет". Я верю, что диктаторы уходят, а любовь возвращается.

 

C.: Твои рабочий слоган и название, максимально точно характеризуют наше время. Тяжело жить в полной экзистенциальной и человеческой глухоте и ждать 100 лет. Жаль, что библейские времена прошли. Такие сроки жизни нам не доступны, и мы уйдет из одного молчания в вечное. Весьма пессимистично. Не боишься, что без хэппи-энда и западный зритель не примет фильм?

Б.Г.: Я не думаю о «западном зрителе». Я не делаю конъюнктурное кино для выгоды себе или кому-то. Я просто пытаюсь фиксировать чувства определенных людей здесь и сейчас. Мои фильмы — это не искусство, я не претендую на это. Мои фильмы — это попытка запечатать эмоции в видео.

 

C.: Ок. Поговорим о стилистике фильма. Твой последний пост на твоем телеграм-канале посвящен Эдварду Хопперу. Можно ли сказать, что американец, своего рода, ориентир для визуального, пластического решения Deaf Lovers?

Б.Г.: Безусловно. Хоппер - один из моих любимых художников. И он явно повлиял на создателей моего любимого сериала "Оставленные" (The Leftovers). Эти картины и сериал — референсы для нового фильма, где будет очень много секса и отчаяния.

 

C.: Для меня все же Хоппер ассоциируется с пустотой, с умением так скомпоновать пространство, так в них разместить предметы, что, глядя на полотно тебя не покидает мысль о пустоте. Будешь ли ты с оператором и художником стремится к подобной пустоте? Скажем так, к насыщенной пустоте?

Б.Г.: Нет. И да. Мы работаем следующим образом. У нас история про глухонемых. Будет очень много крупных планов: лица, руки. Но, будут сцены разобщения. И там, конечно, общие планы, холод, темнота, пустота.

 

C.: Кстати, раз ты заговорил о глухонемых. Скажи, ты смотреть фильм Мирослава Слабошпицкого «Племя»? Там герои тоже глухонемые.

Б.Г.: Конечно. Гениальное кино.

 

C.: Ты можешь назвать имена оператора и художника? Будет ли музыка, специально написанная для картины?

Б.Г.: Я сам художник-постановщик. Оператор — моя давняя подруга и коллега Дарья Лихачева. Мы с ней сделали 3 фильма. Она приедет из Эстонии, где теперь живет.

 

C.: Ты сказал, что в фильме будет много секса и отчаяния. Что это за маркеры, для чего они тебе? И чем они отличаются от секса и отчаяния, например, образца 1968 года?

Б.Г.: Секс — это жизнь. Война — это смерть. Там, где нет жизни, там тьма.

 

C.: Хорошо, опустимся на землю. Эстетика вещь хорошая, когда она подкрепленная хорошим бюджетом. Как ты в такое непростое время находишь источники финансирования?

Б.Г.: Я вкладываю свои. Я ебнутый, как говорит моя жена. Но она же мой сопродюсер всех четырех фильмов, так что, видимо, просто шутит.

 

C.: Ты полностью покрываешь весь бюджет? Верно? И если не секрет, каков его объем?

Б.Г.: Есть инвесторы. Но имена и суммы назвать не могу по договорам. Уж прости.

 

C.: Давай, немного отмотаем немного кинопленку назад. Твой первый фильм назывался «Арбузные корки». Насколько мне известно, ты снимал его на свои деньги. Долго не мог найти продюсера, прокатчика. А потом, что-то произошло… Можешь об этом поподробнее рассказать?

Б.Г.: Я вышел из реанимации. Две клинические смерти. Огромное количество смертей вокруг. Я был в больнице почти 2 месяца. Я вышел с перелитой сто раз кровью, с перелитой плазмой. Мне сказали, что осталось жить 5 лет. Я сказал будущей жене — давай снимем кино. Я задолжал всем, снял кино, продал фильм на ТНТ и отдал всем долги. Это если очень коротко.

С тех пор я не боюсь смерти и каких-то проблем. Моя жена ввела на съемочной площадке правило "У нас нет проблем. У нас есть задачи. И мы их решаем". Так и живем. Живем и решаем.

 

C.: Мне как-то попался твой пост, в котором ты писал, что уже готов был расстаться с почкой или другими парными органами, чтобы расплатиться с кредиторами. Пока, вдруг, случайно, не нашелся человек, который поверил и купил твой первый фильм. Т.е. все дело в случае, в чужой воле, в Сатурне на ущербе, расположение планет и звезд?

Б.Г.: Было такое, да. Но дело не в чужой воле и не в звездах. У меня сложные отношения с Вселенной. Я чувствую мир и свои поступки следующим образом... Как в фантастических фильмах и книгах герои не могут просто так изменить прошлое, потому что Вселенная им мешает, ведь она стремится к стабильности, также обстоят дела и с будущим. Вселенная не склонна к резким порывам человека, который вдруг решает что-то изменить в будущем. Она не хочет, чтобы человек резко менял мироустройство. А съемка фильма относится к таким резким выпадам, ведь кино сильно влияет на людей. Поэтому длительное время Вселенная мешает тебе как режиссеру что-то сделать, написать и снять... Но если ты берешь волю в кулак, прилагаешь все силы и даже больше возможного к созданию кино, то в какой-то момент Вселенная начинает работать на тебя. Главное пройти путь до крайности, после которой условный Бог, Сверхразум, Вселенная (называй как нравится), скажет: "Ну ок! Ты победил. Держи награду".

 

C.: Ответь мне на простой вопрос. Как ты живешь? Я имею в виду: прошлым, настоящим или будущим?

Б.Г.: Для меня нет разницы в этом. Я буддист. Но не ебнутый. Я давно не езжу на ретриты и прочую штуку. Я даже не могу называть себя буддистом, наверное, раз я не признаю "сангху" (общину), а это одна из трех главных "драгоценностей", которые я якобы обязан признавать. Я просто чувствую, что все происходит в один момент — и я маленький, и я сейчас, и я будущий. Так что я живу, просто живу.

 

C.: Насколько помню, ты никогда не был политически ангажирован. Сейчас ты снимаешь второй фильм, в котором хоть и есть история любви или непонимания между людьми, но все же, если я правильно понял: это рефлексия на события в мире. Ты не боишься, что ты втянешься в «политическое кино», поскольку до этого тебя все же интересовали отношения между мужчиной и женщиной?

Б.Г.: У меня есть правило. Я снимаю только о том, что я знаю. А о чувствах мужчины и женщины я знаю даже слишком много. Это звучит пафосно, поэтому чтобы сбить пафос, скажу, что я трижды женат. Ха-ха! А про политику могу сказать просто — я был почти на всех митингах, в 2011-12 годах снимал кино с Борисом Немцовым. Бориса убили, а мои съемки до сих пор лежат на дисках. Мы проебали страну, да. Я не боюсь, что "втянусь в политическое кино". Я даже не понимаю, что такое "политическое кино". Всё кино о любви или смерти. Моё о невозможности любви, потому что есть смерть.

 

 

Подписаться на телеграм-канал CINEBUS.ORG: https://t.me/CINEBUS_Y

Интервью подготовил Yarr Zabratski

Фото: Марина Козлова