Японский Достоевский

Роман Дзюмпэя Гомикавы «Условия человеческого существования»  как зеркало эпохи, в котором отразились все страдания и трагедия левых сил Запада и Востока, наивная любовь к молодому Советскому государству, ненависть к милитаризму и войне. История юношеской любви и неразрешенных идеологических и мировоззренческих противоречий.


В СССР любили печатать «прогрессивных» и «передовых» писателей Японии, вскрывавших в своих произведениях все «язвы и пороки» послевоенной Японии, превратившейся в военную базу для «американской военщины». Выходили большим тиражом книги Кэндзабуро Оэ, Дзюнъитиро Танидзаки, Ясуи Иноуэ, Кобо Абэ и др. Однако Гомикава был настоящей находкой для литературных идеологов «1/6 части суши». Если Оэ, Танидзаки писали о войне с общечеловеческих позиций, называя любой военный конфликт ошибкой цивилизации, подмешивая в свои тексты постмодерновые мотивы и проблемы поствоенной Японии, то Гомикаву можно смело назвать «красным» писателем, жалко только, что он не был членом Союза писателей СССР.

   

    Различные издания романа в СССР и DVD-издание фильма в The criterion collection

 

Дзюмпэй Гомикава в “Условиях человеческого существования» тщательно пишет русский роман с японским ароматом. Он копирует психологизм любимого им Достоевского. В итоге от японского остаются только имена и географическая среда обитания.

    Дзюмпэй Гомикава. Фото 1976 года

 

Вечный снег и холод, иерархия отношений, страдания маленьких людей, поиски причин такого неустройства или не доустройства мира – вот неполный список проблем и вопросов перешедших с петербургских страниц 19 века в японские рисовые страницы. Настроение «по Достоевскому». Среда обитания главного героя Кадзи сначала на грязном руднике в Маньчжурии, потом служба в дезинфекционном отделение, теплый пар из машины с бельем, осенние листья, умирающая природа, нежное чувство, возникшее к милой, сердечной сестре милосердия, визит Митико, жены Кадзи к нему в военную часть, их свидание в пустой комнатке какого-то унтера или ефрейтора, ночь, проведенная вместе за разговорами о том, как жить дальше, о смысле жизни вообще – это точно Достоевский, Толстой и вся русская литература и, даже, советский кинематограф - военный и брежневский. Начиная с «Капитанской дочки» Пушкина и заканчивая фильмом Рязанова «Вокзал для двоих».

    Главный герой, каким его увидел Масаки Кобаяси, режиссер одноименного фильма 1960 года

 

Кадзи в мирной жизни инженер и романтик, мечтающей о справедливом общественном укладе, когда японцы, китайцы и корейцы прекратят враждовать и начнут жить «по возможностям и способностям каждого». На войне Кадзи - снайпер, снайпер хороший, но в душе он пацифист и поэтому долго мучается раскольниковским вопросом, «имею ли я право убить другого человека»? Думает так в момент, когда смотрит в прицел своего ружья и видит наступающих на него советских солдатов, которые у автора все светловолосые, рыжеусые, пышущие здоровьям, не знающие никаких душевных терзаний люди.

    Совестко-китайские солдаты из фильма Масаки Кобаяси

 

Такие визуальные схемы-люди, вольные славяне, позаимствованные из трудов римского историка Страбона. Кадзи находит компромисс, он, конечно, стреляет, но попадает в ногу советскому солдату. Как и все герои Достоевского Кадзи терзают душевные боли нравственного толка: «И все же он пытался уверить себя, будто без этого крещения огнем было бы невозможно вернуться к мирной жизни. Как иначе оправдаться перед самим собой в том, что здесь, в этих безлюдных сопках, на этом крохотном участке войны, в справедливость которой он никогда не верил, он сражался так упорно и беззаветно – «до последнего патрона», как предписывается уставом?»*. Гомикаве нужно чтобы герой искупил вину, иначе наступит смерть духовная, но при этом у автора сквозит намек на вину коллективную, поэтому он оставляет Кадзи при ружье, делает его раскаявшемся камикадзе, если позволено будет так сказать. Т.е. солдат не фанатик, готовый таранить своим телом любую вражескую цель, но и не могущий бросить оружие и поднять руки вверх.

    Русские наемника армии Маньчжур-го, 1933 год

 

Герои Гомикавы мечтают о мире, говорят о гармонии и духовном счастье, а в адрес Советского Союза используют словосочетание «земля обетованная». Один из сослуживцев Кадзи мечтает бежать через границу в эту «землю» и даже осуществляет эту мечту. В этом небольшое отличие русско-советских персонажей от японских. У Гомикавы они мечтают о другой стране, где живет справедливость, закон, взаимовыручка и любовь, тогда как первые мечтали о лучшем мире, о «земле обетованной», находящейся во внутреннем мире. Для героев XIX века материальные земли, материки через океан не представлялись спасительными берегами от зла и несправедливости, лишь воображаемый мир, построенный на гармонии отношений, на христианско-нравственных началах, на любви к Абсолюту предоставлял вечное и окончательное убежище.

    Почтовая карточка отправленная из Маньчжур-го в США в 1934 году

 

Вообще эти антивоенные убеждения и стремления, которым видимо жил Гомикава и, которым полон его роман представляют определенный интерес с сослагательным намеком. А что было бы с Японией, если бы она была оккупирована не американцами, а СССР? Какой бы дзен-коммунистический гибрид, наподобие китайского сейчас бы жил и процветал?

    Японская наглядная пропаганда

 

Что делают герои Хемингуэя, Дос Пассоса, Джеймса Джонса? Они хоронят свою молодость и это, в лучшем случае, в норме, хоронить себя полностью до последнего еще не прожитого дня и называть этот процесс «потерянным поколением». Но при этом они исключительно полагаются только на себя и на свои силы. Война, армия, неудачная любовь, лишь повод, лишь фон их личных неудач на жизненном пути. Этот фон предопределен самим личностным онтогенезом героев, но никак не наоборот. У Гомикавы агрессивная родина, война служат прямым причинам жизненного и духовного краха героев. Они сломлены войной, хотя силы для борьбы еще есть, но они не сопротивляются и впадают в политическую, идеологическую ересь. Им кажется, что сменив строй можно автоматически зажить счастливо и это мысли не жертвы коммунистической пропаганды, а лишь людей, утративших веру в себя и разомкнувших всякие связи с окружающим миром, обществом, традициями. Хотя даже сам Дос Пассос этот потомок мадейровских португальцев прожил несколько лет в новой России, до изгнания Троцкого, до коллективизации, в жирные времена НЭПа, но все же бежал по странным и туманным причинам из рая на земле.

    Государство Маньчжур-го и близлежащие окрестности

 

Американские герои хотят жить, горько, пьяно, потеряно, но назло самой жизни, а у Гомикавы хотят спокойно дожить в системном обществе, т.е. по большому счету поменять одну идеологию на другую, одни лозунги на другие, главное, чтобы не было потом безумно стыдно за зря прожитую жизнь. Кадзи, разочарованный японской армией, муштрой, издевательствами старослужащих и унтеров, бессмысленным продолжением войны, которая только пожирает новые души, видит спасение в переустройстве общества. Как многие левые в ту эпоху в сталинском Союзе он видит спасение и образец для будущей Японии. Даже советская армия представялется ему дружественной: «…Советская Армия несет свободу. Всем! С японской или какой другой армией ее не сравнить» разочарование постигшее общество после экономического кризиса рубежа 20-30-х, приход разного рода тоталитарных режимов в странах Европы, слабая работа российской оппозиции в изгнании (например, Троцкого) все это вместе взятое вело к тому, что многие, в том числе культурная элита общества мечтали о советском строе, как о способе перехода к иному бесконфликтному обществу, которому не грозят ни экономические проблемы, ни витки милитаризации и тоталитаризма. Иногда восхваление армии противника противно до оскомины, например: «В Советской Армии не то что у нас – они не считают, «что жизнь человеческая легче лебяжьего пуха…» Зная только об официальных 28 миллионах погибших советских солдат, задаешься вопросом, а на самом ли деле автор верил в «лебяжьи» погоны советских генералов, отправлявших солдат на убой. Роман-то вышел уже в 1958 году!

    "Условия человеского существования", режиссер Масаки Кобаяси

 

Итоговая смерть Кадзи у Гомикавы вполне закономерна и с точки зрения драматургии романа и с точки зрения общего политического и социального фона. Смерть героя – это момент обнуления ситуации-экзинстенции. Нулевое время для человека, нулевое время для японского общества. Япония - 00. И если умер герой, носитель нравственных терзаний, подстать героям русских романов, умер герой подстать героям Кафки, связывающим «нечистоты» мира и свою душу в единый узел, умер герой подстать потерянным героям Хемингуэя и Дос Пассоса, то это не означает, что общество, достигнув дна, нуля, не готово было к отсчету Нового времени своего развития. Если превратить смерть героя в стилистическое начало нового пути, то это лишь новая точка отсчета послевоенной Японии.

    "Условия человеского существования", режиссер Масаки Кобаяси

 

Отсюда и подход в обществе к ядерным бомбардировкам городов, они воспринимаются, как воздаяние за предыдущую «карму», страшный момент обнуления. Отсюда отсутствие у японцев желания отомстить, отсутствие у них чувства жертвы и унижения, в отличие от других народов, официально числящихся в победителях 2 Мировой, но при этом испытывающих жгучее чувство унижения и желание отомстить всему миру. Читая такие романы, у советского читателя возникало чувство, что, несмотря на то, что по всем социальным стандартам мы отставали от стран Запада, в Советском Союзе жилось гораздо лучше, иначе зачем «прогрессивные» писатели и прочие деятели культуры так славно тоскуют по «земле обетованной». При этом из внимания читателей и жителей Союза ускальзывал один важный момент, вся это тоска и любовь и желание жить в СССР относились к первым шагам и годам существования Советской России, когда на Западе еще не сильно были известны результаты сталинских чисток, коллективизаций и индустриализаций, после 30-х годов желающих пожить в советском лагере стало гораздо меньше. Но юношескую мечту не выбросишь на помойку, как устаревшую модель мировоззрения, поэтому с ней приходиться жить до конца и мучиться от такого общежития.

 

* Дзюмпэй Гомикава. Условия человеского существования. - Москва, 1985. - 710 с.

Ян Синебас