Сергей Маслобойщиков: без цензуры и без признания

Апокалиптический романтизм Маслобойщикова в фильме «Шум ветра» оказался бессилен перед Майданом. Начало века оказалось совсем иным и далеким от дорог, по которым бродили романтики. Или старательно прятались от новых проблем, новых вызовов нового поколения. Это поколение спустилось с Водонапорной башни, его представителей не волновали ни вызовы разума, ни победа чувств.

 

Режиссер пробует современные темы, проблемы одеты в романтические одежды, по форме и не трогают зрителя начала 00-х, который вырос на «бригадных разборках» и автоматных выстрелах в центре города. Форма не соответствовала духу времени, а с другой стороны Маслобойщиков не один. Визуально фильм похож на фильмы Сокурова «Мать и сын», «Отец и сын», и на более ранний шедевр «Дни затмения». При этом можно сказать, что запоздалое по форме высказывание, временной центр которого находится где-то в районе конца перестройки, на линии «Одинокого голоса человека» Сокурова, фильма Лопушанского «Письма мертвого человека», «Покаяния» Тенгиза Абуладзе. Именно тогда уже романтизм на фоне чернобыльской катастрофы с одной стороны не актуален, а с другой, создавал дополнительное напряжение в визуальном и семантическом полях фильма. Прошлое вовремя не осмысленное и не отрефлексированное, с годами обретает вкус кислого и умирающего вина.

 

Картина оставляет ощущения поиска, многолетнего вынужденного молчания и, наконец, желания высказаться в эпоху многомиллионных смысловых нагромождений. Хотя само высказывание из-за романтической формы утрачивает целостность и внятность. Постчернобыльская неустроенность в метапространстве, отсутствие крепких связей, любовный треугольник, подрастающие дети, которых уже ждут ловушки их отцов. Все это может быть и актуальным, и востребованным, и достойным 35-миллимитровой  пленки Свема или Kodak, но визуальная морфология романтизма, выбранная автором фильма, уменьшает его (фильма) возможности воздействия. И все же у картины один большой достаток, она точно передает ощущения человека вышедшего из темного и бесконечно туннеля, в котором человек провел большую часть жизни и теперь при свете солнца многие вещи приобретают иной, гротескный или, наоборот, натуралистический оттенок, который порождает странную и дикую мысль подземельного человека: «А есть ли смысл моего появления, может быть в туннеле лучше?». Появляется ностальгия за прошлым, оно не поддается рефлексии, а остается только маяком.

 

Флешбэк из детства, с фильмом «Веселые ребята».

Кадр с паровозом.

Кино-оммаж Параджанову и Ильенко с «Тенями…».

 

Yarr Zabratski